На
главную страницу сайта
Заика А.Л.
г. Красноярск, КГПУ
им. В.П. Астафьева
Глобальные климатические изменения
в эпоху голоцена, повлекшие исчезновение крупных представителей
плейстоценовой фауны, явились причиной значительного снижения пищевых
ресурсов древнего человека. Это заставило его искать другие источники
существования, «окунуться» в прямом и переносном смысле в стихию водоемов.
В условиях наиболее благоприятного – голоценового – оптимума,
который на уровне северных широт характеризуется повышением не
только среднегодовой температуры воздуха, но и его влажности, наступлением
субатлантического климата, свое развитие получает рыболовство. Результаты
рыбного промысла, который давал гарантированные источники для
пропитания, значительно восполнили недостаток в пищевом рационе
в условиях присваивающего хозяйства. Соответственно, аквафауна
и связанная с ней водная среда должны были занять приоритетные позиции
не только в хозяйственной, но и в культурной жизни древнего населения.
Вместе с тем узнаваемые образы представителей ихтиофауны практически
отсутствуют или единичны в сюжетах наскального искусства Северной
Азии. Возникает закономерный вопрос: какие образы и сюжеты в наскальном
искусстве по своей форме могут отражать кардинальные изменения в хозяйстве
и, соответственно, мировоззрении неолитических племен? Если
изображения рыб были табуированы (что подчеркивает их культовую
значимость и предполагает тотемический статус представителей ихтиофауны),
то какие же изобразительные формы отождествлялись с ними?
Используя метод
исключения при анализе композиций петроглифов эпохи неолита по параметрам
соответствия образа и его среды обитания (лось, марал, медведь, кабан –
лес, тайга и т. д.), нетрудно прийти к выводу о том, что с водной
средой, рекой, морем, их обитателями семантическую связь может
иметь оставшаяся категория наскальных изображений – личины. Сюжеты росписей керамической
посуды китайской неолитической культуры яншао (этап баньпо), где
изображения рыб не только дополняют антропоморфный образ, но и являются
его составной частью (табл. 4, рис. 1,
3), каплевидное оформление глаз («рыбки») у личин на неолитических
сосудах Нижнего Амура и в более поздних окуневских петроглифах могут
наглядно иллюстрировать данный вывод (табл. 2, рис. 2–9). Примером
инверсии данного изобразительного приема являются изображения
нерп на Шишкинских писаницах, которые графически вписываются в
контур личин. Антропоморфные черты образов
маркированы наличием округлых глаз и продолговатого контура
рта. Более того, у одной из нерп на месте предполагаемых глаз помещены
антропоморфные личины (табл. 2, рис. 1), что свидетельствует о существовании семантической
связи между личинами и представителями аквафауны.
В иконографии многих личин на окуневских изваяниях и наскальных рисунках
угадывается аббревиатура ихтиоморфного характера (табл. 3). Сами изваяния по своей форме
рыбоподобные, а портативные – явно моделируют объемное тело
рыбы. Сопричастность личин с водной средой подтверждается
тополандшафтными характеристиками их месторасположения: изображения
находятся на периодически затопляемых фризах скалы или береговых
валунах. Судя по картографии, степные изваяния Хакасско-Минусинской
котловины в большинстве своем приурочены к водоемам.
Возникает закономерный вопрос: почему в качестве графических форм
выражения были использованы своеобразные антропоморфные образы
в виде личин? И где искать истоки данной изобразительной
традиции?
Неолитическое искусство продолжает
традиции анимализма и, в определенной степени, профильных антропоморфных
«уродцев» эпохи палеолита (табл. 1,
рис. 13–16). Вместе с тем возникают и получают развитие, как говорилось
выше, новые сюжеты в виде антропоморфных личин.
Наиболее ранние датированные антропоморфные образы обнаружены
на ранненеолитической керамике тихоокеанской культуры дземон
(8 тыс. л. назад), являются ведущим сюжетом керамики, петроглифов
Приамурья и Приморья.
Одна из архаичных и распространенных
форм выражения данного сюжета – сердцевидные личины, имеющие характерную особенность –типичный межглазный прогиб в верхней части контура
(табл. 5).
Труднообъяснимы причины появления
и широкого распространения на территории Северной Азии антропоморфных
изображений в виде личин с сердцевидным контуром.
Неясны истоки этой своеобразной изобразительной традиции. По мнению
Е.А. Окладниковой, сердцевидные личины
являются одним из вариантов изображения череповидных.
М.А. Дэвлет предполагает, что, возможно, на сердцевидных личинах углублением обозначено теменное отверстие,
в котором, по представлениям древних, была сосредоточена жизненная
сила. Это сакральное место спустя тысячелетия получило в буддизме
название «отверстие Брахмы». А. Голан считает,
что в основе «…древней графемы, которая в наше время считается изображением
сердца…», лежит изображение совмещенных женских бедер, что могло, по
мнению автора, символизировать «Великую богиню», т. е.
мать-прародительницу (табл. 5, рис.
13).
По нашему мнению, в основе данной
иконографии образа лежит принцип развертывания на плоскости объемного
изображения лица (головы) человека. Рационально
решая данную задачу, древний художник показал максимально информативное
изображение лица в анфас путем симметричного совмещения его профилей.
Соответственно, при этом в верхней части изображения, на месте контакта
контуров лба, появлялся характерный прогиб. Подобный художественный
прием (симметричная развертка, «удвоение», «расчленение» образа пополам)
широко распространен в изобразительных традициях народов Тихоокеанского
бассейна (табл. 4, рис. 8, 18, 22, 23).
О том, что он использовался, например, окуневцами, свидетельствуют:
сдвоенные изображения фрагментов головы хищника (принцип симметричного
совмещения двух профилей), графическое сходство известных барельефов
и плоскостных изображений личин, как промежуточный
вариант – факты помещения личин на ребрах плит (табл. 4, рис. 13, 19, 20, 21). Наглядно иллюстрируют принцип симметричной развертки человеческого
лица рисунок женщины из племени кадувео (Юж. Америка)
и роспись лица вождя из племени маори (табл.
4, рис. 22, 23). Данный прием маркирует переходную стадию
преобразования на плоскости профильных форм во
фронтальные, объемных – в плоскостные.
Следствием симметричного удвоения
образа объясняется также появление в наскальном искусстве Северной
Азии фигур т.н. «адорантов». Фигуры симметричны, показаны с непропорционально
широкими плечами и зауженной талией, неестественно развернутыми
нижними конечностями (табл. 4, рис.
5, 11, 12). Каждая половина фигуры часто встречается как самостоятельный
образ профильных «танцующих человечков» в неолитическом искусстве
региона (табл. 4, рис. 6, 7, 9, 10).
Генетическую связь профильных и фронтально-симметричных фигур наглядно
иллюстрирует роспись на щите папуасов Новой Гвинеи (табл. 4, рис. 8). Ось симметрии у ряда
фронтальных фигур в петроглифах графически обозначена (табл. 4, рис. 14–17). Вертикальная
линия «татуировки» сердцевидных личин в петроглифах
Приангарья также маркирует принцип симметричной развертки. Семантическая
связь личин и фигур адорантов прослеживается на примерах взаимной полиэйконии.
Изначально
натуральным макетом для сердцевидных личин (и
маской в ритуальных целях) могла служить развернутая на плоскости
голова рыбы, которая графически гармонично вписывается в данный
образ. Наглядно иллюстрирует данный процесс трансформации и семантическую
связь образов композиция американских петроглифов, где изображения
головы рыбы и антропоморфной личины не только
композиционно сочетаются, но и иконографически (в контексте концепции
автора) соответствуют друг другу (табл.
4, рис. 2). Многочисленные линии надбровных дуг, встречающиеся у
сердцевидных личин, могли первоначально моделировать
жаберные щели (табл. 5, рис. 7, 8).
Яйцевидная
форма личин на окуневских изваяниях является
следствием проекции на плоскость головной части представителей ихтиофауны,
несущих донный образ жизни, в данном случае – налима. Внешнее и
внутреннее оформление личин (змеевидный наголовник
с плавниками и рыбьим хвостом, «усы» в области рта) подтверждает данную
версию (табл. 3, рис. 1–3, 12), более
того, образ налима, как сакрально значимый, сохраняет свою популярность
и в скифо-сибирском искусстве (табл.
3, рис. 4, 13). Сагиттальная линия разворота на окуневских личинах графически обозначена вертикальной чертой
или треугольником в области лба антропоморфного образа.
Симметрия,
как природный феномен, оказала существенное влияние на создание человеком
первичного образа мира, его космогонические схемы. Некоторые виды
симметрии заложены в самом человеке. Наряду с природными,
они послужили основой для создания бинарных и тернарных оппозиций,
входящих в систему двоичных и троичных противопоставлений первобытности.
Бинарные оппозиции, основанные на зеркальной симметрии, обязательны
для горизонтальных моделей, а троичные – основные составляющие
вертикальной структуры мира.
Таким образом, симметричная развертка
антропоморфных образов в мировоззренческом плане маркирует принцип бинарности оппозиций в горизонтальной
модели мира. Право-левая оппозиция подчеркивается вертикальной
манерой татуировки, «разноглазостью» личин,
«очковидным» их композиционным построением.
В архаичной горизонтальной
модели мира стержневой осью мироздания служила река, истоки которой
ассоциировались с позитивным началом (рождение, свет, тепло), а
устье олицетворяло смерть, тьму, холод. Соответственно, именно по реке
(«мировой», «родовой», «шаманской») должны были отправляться умершие
в «страну предков». Это подтверждается речной ориентацией погребений
эпохи неолита – ранней бронзы Приангарья, лодкообразной формой
каменных погребальных выкладок, многочисленными фактами захоронения
на островах (стационарные «суда» естественного происхождения) в
Восточной Сибири. Распространенным в культуре многих сибирских народов
и других этносов мира был обряд погребения в лодке: сжигание, погребение
в ладье или гробу ладьеобразной формы, отправление мертвого в лодке в
море или по реке, укрепление лодки с телом умершего на столбах, изображение
ладьи на погребальной утвари и могильных камнях.
В петроглифах лодки, как правило,
показаны условно, в виде горизонтальной линии с вертикальными «штрихами»
гребцов, реже – в виде полулунного контура или дуги. Странную
на первый взгляд безрукость, безногость «пассажиров» можно объяснить
тем, что изображены не живые люди, а души умерших. Как правило, в некоторых
лодках выделена крупная человеческая фигура в «рогатом» головном
уборе или с маской-личиной (табл. 1, рис. 18–20). Кто это? Мифический «перевозчик» мертвых –
своего рода Харон из древнегреческой мифологии, который перевозил
в лодке умерших по рекам загробного мира?
В различных вариантах на многих
петроглифах Северной Азии с изображениями лодок композиционно сочетаются
антропоморфные личины. В композициях лодки
обычно окружают личины (табл. 6), в лаконичных сюжетах лодка могла помещаться
над личиной или непосредственно под ней (табл. 2, рис. 8, 11). В ряде случаев лодки являются составной
частью личины как образа. Они могут оконтуривать
нижнюю часть личины (табл. 7, рис. 3), формировать головной убор (табл. 7, рис. 7, 10), обозначать рот (табл. 7, рис. 1). У личины
в устье р. Тубы рот обозначает другое средство передвижения – повозку;
комбинированный вид «транспорта», представляющий собой «ладью на колесах»
представлен на окуневском изваянии из могильника Усть-Бюрь (табл. 7, рис. 2, 9).
На основе анализа петроглифов Нижнего
Амура и этнографических источников А.П. Окладников высказал
предположение о семантической связи изображений лодок и личин с культом мертвых. «Ладьи мертвых», переполненные
условно обозначенными на камне душами умерших, сопровождают по мифической
реке в потусторонний мир «духи – водители мертвых» в виде личин. Являясь в определенной степени ипостасью
водной среды, данные образы в контексте сюжета петроглифов «личины – лодки» могли исполнять роль «проводников»
душ умерших во время их путешествия в загробный мир – «страну предков».
Непосредственное отношение к культу мертвых, культу предков определило
иконографию образа – многим личинам придан
череповидный облик, демонические черты. Сакральная связь с водоемами
(подводным, подземным, запредельным миром) объясняет широкое распространение
череповидных образов в искусстве именно прибрежных народов Пасифики.
Таким образом, сочетание антропоморфных
личин с лодками в петроглифах Северной Азии не является случайным
или частным фактом, а отражает базовые позиции в древних представлениях
о жизни и смерти, cвязывает
такие понятия, как «хозяин вод и рек», «река смерти», «ладьи мертвых»,
«страна предков». «Интернациональность» культов предков, мифических
родоначальников, тотемных покровителей, архаичных представлений
о структуре мироздания определила широкое распространение данного
сюжета (личины-лодки) как во времени, так и в
пространстве.
Вместе с тем ряд композиций с участием
лодок можно трактовать не только как путешествия душ умерших по реке
смерти, но и как мифические сцены их возвращения на лодках воскрешения
в сопровождении соответствующих персонажей. В мифологии многих
народов мира существовали понятия о «ладье воскрешения», о возвращении
душ предков. Незамысловатые по своей форме композиции петроглифов
с участием лодок по своему содержанию могут нести довольно глубокий
смысл мировоззренческого характера, персонажи, как и сами лодки, –
отражать семантическое единство с «фазами космического цикла»: закатом –
восходом солнца, сменой времен года, смертью-воскресением
и т. д., т. е. так или иначе выходить
далеко за рамки событийного, повествовательного сюжета.
Таким образом,
появление в искусстве Северной Азии антропоморфных образов в виде
личин, как уже отмечалось, связано с наступлением
голоценового потепления и активным освоением человеком водных
ресурсов и пространств, которые стали предметом сакрализации. Любая
абстрактная идея в архаичном сознании отождествлялась с реальными
объектами окружающего мира, и наоборот. Учитывая базовые позиции
водоема в данной структуре (горизонтальная модель мира), первоначально
его обитатели, затем метафоричные их образы в виде личин фантастического облика выполняли синкретические
функции и как символы мироздания, и как мифические образы, и как объекты
промысловых культов. Усложнение социальной – по всей видимости,
дуалистической – организации общества предполагало антропоморфизацию
сакральных объектов и символов в эпоху неолита.
Рис. 1
Рис. 2
Рис. 3
Рис. 4
Рис. 6