Главная страница

Соколов А.В.

(г. Красноярск)

Бывшие партизаны Сибири: сопротивление политике «раскрестьянивания»

 

Раскулачивание и коллективизация обернулись огромной трагедией для всего советского народа. Историки выдвигали разные версии причин и предлагали различные взгляды на реализацию политики «раскрестьянивания» в конце 1920-х – начале 1930-х гг.[1] В ходе исследования путей и методов проведения коллективизации возникает вопрос об отношении к ней такой своеобразной группы сельского населения, как бывшие красные партизаны.

Интерес к указанной проблеме объясняется тем, что участники партизанского движения в течение 20-х – начале 30-х годов представляли собой достаточно многочисленную и сплоченную боевыми традициями гражданской войны группу.[2] Без сомнения, их жизнь и деятельность не могли не оказать заметного влияния на общественно-политическую обстановку того времени.

Очевидно, что значительная часть партизан являлась активным проводником сталинской политики индустриализации и коллективизации. Об этом свидетельствуют многочисленные факты их участия в проведении различных мероприятий пропагандистского характера, деятельности в управленческих структурах. Однако за блестящими лозунгами и революционными фразами, проникнутыми духом сталинской идеологии, скрывалось внутреннее противоречие. В данной статье сделана попытка показать проявление недовольства и характер сопротивления политике «раскрестьянивания» со стороны участников партизанского движения.

Со времени окончания гражданской войны часть партизан стала вызывать опасения партийного руководства относительно её благонадёжности и лояльности к существующему режиму. Эти опасения усилились в конце 1920-х годов, когда правящий режим приступил к «перестройке» сельского хозяйства. Предположения партийного руководства были небезосновательны. Местные ответственные работники с тревогой сообщали в краевые органы власти, что с переходом к «социалистическому переустройству» деревни многие участники антиколчаковского движения «начинают идеологически перерождаться, переходя из нейтрального состояния в лагерь чуждого советской власти элемента».[3]

Одним из проявлений недовольства крестьян, в том числе части бывших партизан, явилось пассивное сопротивление политике «раскрестьянивания», выразившееся в сокращении посевных площадей, падении уровня сельскохозяйственного производства, в том числе в районах массового партизанского движения Барнаульского, Барабинского, Бийского, Славгородского, Каменского, Минусинского и других округов края.[4]

Нередко партийные работники объясняли затруднения при проведении намеченных правительством мероприятий неизжитой в районах «партизанщиной». Так, в докладе секретаря Баевского райкома ВКП (б) Топина трудности при проведении «переустройства» сельского хозяйства в районе напрямую связывались с характером участия населения данной местности в гражданской войне. Согласно докладу секретаря райкома, Баевская парторганизация оказалась «исторически поражена правооппортунистическими шатаниями, имеющими глубокие корни в среде райпартактива и в настоящее время. Оппортунистические шатания наблюдаются в данное время главным образом среди членов партии – местных жителей, бывших участников партизанского движения…».[5]

В докладе о ходе коллективизации в Волчихинском районе затруднения при проведении коллективизации и «раскулачивании» также связывались с массовым участием населения в партизанском движении. При этом секретарь Волчихинского РК ВКП (б) подчёркивал, что «по своему социальному составу участники партизанского движения являлись представителями всех социально-экономических групп и разных политических убеждений, включая кулаков, эсеров и даже духовенства».[6]

Сложности при проведении коллективизации и раскулачивания отмечались и в докладной записке уполномоченного ОГПУ по Мамонтовскому району Бурмакина в Барнаульский оперсектор ОГПУ. Райуполномоченный, подчёркивая слабое участие бывших партизан в «социалистическом строительстве», объяснял это историческими особенностями района. В гражданскую войну почти всё население активно участвовало в борьбе с колчаковскими отрядами, «добровольное пожертвование продуктами» делались «даже кулацкими хозяйствами».

С момента окончания борьбы с белыми, значительная часть партизан района проявила недовольство центральной властью. «Основным источником недовольства, являлось, со слов бывших партизан, то, что… в состав партизанских войск внедрили идею, что по свержению колчаковской власти упразднится налоговый пресс, крестьянство будет являться главенствующим лицом в управлении государством…». Распространение подобных «идей», по свидетельству Бурмакина, и в настоящее время препятствовало проведению мероприятий, намеченных районным руководством.[7]

Недовольство значительной части бывших партизан не ограничивалось пассивным сопротивлением политике «раскрестьянивания». Отмечая волнения среди бывших участников партизанского движения в начале «социалистического переустройства» деревни (1928-1929 гг.), местное партийное руководство подчёркивало, что «недовольство невниманием со стороны власти, активность и боевой опыт партизан легко могут быть использованы против нас».[8] При этом приводились факты «антисоветских» действий и настроений бывших партизан.

Ситуация стала ещё более напряженной в связи с переходом к сплошной коллективизации и «ликвидации кулачества как класса». 15 декабря 1929 г. Сибкрайком ВКП (б) принял постановление «О темпах коллективизации Сибкрая». В погоне за высокими темпами обобществления сельского хозяйства местные партийные работники допускали частые «перегибы», при этом в число «раскулаченных» попадали также бывшие партизаны, что вызывало их активное осуждение. «Законные» основания для возмущений «перегибами» со стороны партизан признавались даже краевым партийным руководством.

Так, Р. И. Эйхе в выступлении на пятой сибирской партийной краевой конференции (8-9 июня 1930 г.), отмечая активное участие сибирского крестьянства в партизанском движении, подчёркивал: «Они (партизаны – А. С.) правильно считают, что… своей кровью, кровью своих братьев и сыновей завоевали советскую власть и что это их власть. Каждый из них, встречая кулака, с которым он боролся, как с классовым врагом и слыша насмешку: «Завоевал Советскую власть, и что у вас делается?» – вдвойне в обиде на те извращения, которые допущены местными организациями».[9]

О «обиженных» местными работниками партизанах говорил на конференции и полномочный представитель ОГПУ по Западносибирскому краю Л. М. Заковский, подчёркивавший, что в Барнаульском и Бийском округах настроение «партизан по целому ряду причин не может быть хорошим, ибо перегибы коснулись и партизан (окулачили, лишили прав голоса и провели целый ряд других… в отношении партизан неправильных моментов)».[10]

В донесениях и политсводках ОГПУ неоднократно фиксировались «антисоветские» высказывания бывших партизан в адрес представителей власти[11] Произвол по отношению к отдельным участникам партизанского движения при «раскулачивании» вызывал открытое недовольство их бывших соратников. В обращении Запсибкрайкома ВКП (б) к секретарям райкомов от 2 января 1931 г. в ряду причин их сопротивления проводимым мероприятиям, называлась «традиционная внеклассовая спайка, выражающаяся в слепой солидарности партизан между собой без различия классовой принадлежности каждого в отдельности, что стирает или затушевывает моменты классовой борьбы в партизанской деревне».

Крайком партии подчеркивал, что этим умело пользовалась «чуждая и враждебная соввласти прослойка среди бывших партизан», состоящая: «а)из кулаков прежнего времени и выросших за период мирного строительства; б)представителей антисоветских партий и им сочувствующих и в)«"обиженных", фактически разложившихся, преимущественно из среды бывших командиров, в т. ч. и бывших партийцев». По свидетельству краевого руководства, эти лица оказывали значительное влияние на бедняцко-середняцкую часть бывших партизан.[12]

Сказанное подтверждают выступления партизан на нелегальных собраниях и съездах. Так, на съезде партизан Баевского района, созванном 12 декабря 1930 г. проявилось их открытое недовольство ужесточением политики в отношении крестьянства и несправедливым раскулачиванием участников партизанского движения. По мнению районного руководства, съезд партизан способствовал «обособлению их от общих бедняцко-середняцких масс крестьянства, поддерживая среди них имеющиеся сепаратистские, иждивенческие настроения и традиционную внеклассовую спайку».[13]

Недовольство партизан своим материально-правовым положением проявилось на районном слете партизан Боготольского района, допущенном местной партийной организацией в целях проведения «политико-воспитательной работы». По свидетельству полномочного представительства ОГПУ по Запсибкраю, этот «слет способствовал в известной мере антисоветским устремлениям, проталкиваемым антисоветскими разложившимися элементами» из среды бывших партизан.[14] Подобное положение отмечалось и в других районах массового партизанского движения.

Весной 1933 г. органами ОГПУ была раскрыта одна из самых крупных «контрреволюционных повстанческих организаций», распространяющая своё влияние на Алтайский, Барнаульский, Бийский, Быстроистокский, Смоленский, Солонешенский, Старо-Бардинский, Тогульский, Троицкий, Чарышский районы и почти всю Ойротскую автономную область (всего – 1102 человека). Согласно следственным материалам, активную роль в организации играл ряд известных партизанских руководителей.[15]

В качестве наиболее крупных филиалов «контрреволюционной организации» были названы Сарасинский, Алтайский, Россошинский, Тоуракский.[16] Задачей организации, как отмечалось в обвинительном заключении, была подготовка восстания под лозунгами «За чистую советскую власть без колхозов, коммун и коммунистов», «За вольную жизнь», «За свободную торговлю», «За отмену ссылки крестьян» и др.

На допросах бывшие авторитетные партизаны раскрывали разорение, которое коснулось их хозяйств, показывали масштабы репрессий на примере собственных семейств. При этом они подчёркивали, что в гражданскую войну воевали за свободную жизнь, а не за ту власть, которая установилась в стране. [17] Материалы допросов показали, что среди бывших партизан Горно-конной дивизии шли разговоры о том, что «партизан власть забыла, раскулачивает, ссылает, остается одно – это снова перевоёвывать».[18]

Судя по материалам обвинительного заключения, деятельность организации заключалась в вербовке новых членов, контрреволюционной агитации, саботаже и расхищении колхозного имущества, подрывной и вредительской деятельности, изыскании оружия, создании бандгрупп и т. д. Однако никаких конкретных доказательств этого предъявлено не было, материалы ОГПУ фиксировали лишь массовое недовольство проводимой политикой со стороны бывших партизан.

В отдельных случаях, несмотря на бдительность карательных органов, бывшие партизаны принимали участие в открытых вооруженных выступлениях. В декабре 1929 г. Барнаульским окружным отделом ОГПУ была ликвидирована повстанческая организация во главе с бывшим членом Главного штаба партизанской армии Западной Сибири, командиром 7-го полка «Красных орлов» П. В. Чупиным. Организация была создана в селах Новообинцево и Иня Павловского района и насчитывала 21 участника. Связь с Чупиным поддерживала и бывшие партизаны. В числе их лозунгов были: «За полную свободу слова, печати и труда», «Земля и воля народу», «За учредительное собрание» и др. В начале декабря 1929 г. «банда Чупина» совершила нападение на Шелаболихинский сельсовет, захватила все имевшееся там оружие и скрылась.

После совершённого нападения Чупин скрылся в тайге вместе с другими членами организации (Волковым, Трофимовым, Устиновым) и написал в адрес руководителя партийной ячейки с. Ново-Обинцево Я. Токарева письмо. В послании Чупина передавались слухи о том, что известный анархист И. П. Новосёлов, ещё в начале 1920-х годов выступивший против Советской власти, «скоро… придёт с отрядом на Тальменку». Он призывал Токарева распространять эти слухи среди населения и готовиться к вооруженному выступлению, однако в ночь на 24 декабря «банда Чупина» была арестована оперативной группой Барнаульского окружного отдела ОГПУ. При аресте было изъято 4 винтовки, 2 револьвера, 27 боевых патронов.[19]

Органы ОГПУ в ходе расследования этого дела «включили» в «контрреволюционную организацию» 300-500 крестьян из 15 сёл Барнаульского и Бийского округов (сёла Колодаевка, Козловка, Чудотвориха, Синюха, Каменка Верх-Чумышского района; Золотой Рог, Ново-Инюшево, Подсопка, Борисовка, Чистая Грива Тогульского района и др.). В числе арестованных по этому делу оказались бывшие партизаны армии Г. Ф. Рогова С. К. Матишков, Е. Е. Попов, А. К. Путинцев, А. Ф. Рогов, Е. Е. Санкин, И. Д. Санкин, И. К. Тилев и др.

Единственное, что можно считать достоверным в материалах обвинительного заключения – это массовое недовольство бывших партизан репрессивной политикой в отношении крестьянства. Так, из допроса свидетеля А. А. Дебятова следовало, что в каждой деревне находилось не менее 50 человек «обиженных», которые открыто высказывали своё возмущение. Однако после ареста «банды Чупина» большинство «завербованных» в организацию отказалось от участия в ней из страха перед карательными органами.[20]

Весной 1930 г. в Алейском, Мамонтовском, Усть-Пристанском и других районах Барнаульского, Бийского, Славгородского и Каменского округов местными органами ОГПУ были зафиксированы разговоры о подготовке среди бывших партизан вооруженного выступления. Следственные материалы раскрыли существование тайной организации (около 310 человек), в которой активную роль играли бывший партизан А. Н. Кожин (брат известного командира 1-го Алтайского полка Н. Н. Кожина), начальник партизанского штаба отрядов Е. М. Мамонтова Д. А. Беркетов, бывший командир партизанского отряда в Павловском районе Н. А. Гольцов и другие партизаны (всего 51 человек). Возглавил организацию бывший командир эскадрона 21 Алейского полка, помощник командира полка Т. И. Геримович. Начальником военного штаба организации стал партизан армии Мамонтова А. Н. Шурилов.

Органами ОГПУ было выявлено 35 ячеек организации. На тайных собраниях бывшие участники партизанского движения выступали с активным осуждением проводимой политики, разрабатывали план вооруженного выступления. Была разработана и выпущена листовка, в которой правящая партия обвинялась в разорении и закабалении крестьянства.[21]

Члены организации летом 1930 г. провели несколько организационных съездов. Восстание было запланировано на 28 июля. В ночь на 28 все группы должны были тайно прибыть в намеченный заранее сборный пункт. Отрядам Шадринского, Павловского, Ребрихинского и Чистюньского районов необходимо было прибыть на сборный пункт около с. Рожнев Лог, к озеру под названием «Петрозаводчик». В остальных районах «контрреволюционеры» должны были собраться у себя на месте, а затем прибыть к с. Рожнев Лог. По пути следования к общему сборному пункту отрядам следовало совершать нападения на коммуны, колхозы, местных коммунистов и беспартийных активистов с целью приобретения оружия. Сопротивлявшихся надлежало расстреливать на месте. При занятии села имущество кооперативов и коммун предполагалось передавать тем, у кого оно было изъято в ходе «раскулачивания».[22]

В назначенный срок к месту сбора (в район с. Рожнев Лог) выступила лишь группа Т. И. Геримовича (свыше 20 человек), однако она была настигнута оперативным отрядом милиции у с. Белово Чистюньского района. В результате происшедшего столкновения несколько восставших, в том числе и Геримович, были убиты, часть арестована, остальным удалось скрыться. В бою был также убит помощник уполномоченного ОГПУ по Усть-Пристанскому району и ранено три милиционера.

Участники других групп повстанческой организации были арестованы еще накануне предполагаемого выступления, в ночь с 27 на 28 июля. Избежали ареста лишь повстанцы из сел Песчаное, Серебренниково и Моховушка (25 человек), которые явились к месту сбора на сутки раньше и, узнав о провале восстания, успели скрыться.[23] Расправа с «контрреволюционерами» была жестокой. Всего по данному делу было приговорено к расстрелу 21 бывший партизан, 16 партизан были осуждены на 10 лет лишения свободы, 14 человек из них получили срок от 3 до 5 лет.[24]

В конце 1933 г. завершился третий, заключительный этап «ликвидации кулачества как класса», соответственно несколько уменьшились и масштабы репрессий в отношении крестьянства.[25] Однако советские и партийные работники продолжали отмечать наличие «антисоветских» настроений в среде крестьянства. Особое недоверие у руководящих работников вызывали бывшие партизаны.[26] Маховик репрессий, замедлив свой ход, ждал новых жертв. Часть бывших партизан оставалась под колпаком ОГПУ, фиксировавшего любые «антисоветские» высказывания, любой намёк на существование отличных от «генеральной линии» взглядов в их среде.

К сожалению, объективные обстоятельства не позволяют раскрыть полную картину масштаба и характера противодействия бывших партизан вакханалии произвола в деревне. Однако можно констатировать, что, независимо от степени своей лояльности к партийному руководству, значительная их часть представляла собой помеху для проведения политики «раскрестьянивания». Гордясь своим участием в гражданской войне на стороне Советской власти, они позволяли себе высказывать независимые суждения, открыто выражая недовольство «перегибами на местах». Их трагедия заключалась в том, что теперь, в отличие от первого столкновения «сибирской партизанщины» с центральной властью в начале 20-х годов, у крестьян не было никаких шансов противостоять мощной государственной власти и её карательным органам.

Проводившиеся в 30-х годах чистки партизан и акции ОГПУ дали заметные результаты. Звания партизана были лишены многие из тех, кто не был в первых рядах «социалистического строительства», даже если их активное участие в партизанском движении не вызывало сомнений. Зарегистрированные в 1933 – 1934 годах участники гражданской войны были «классово выдержаны» и, в основной своей массе, являлись твёрдой опорой установившегося сталинского режима. Так сложился миф об их массовой поддержке авторитарного режима, выдержанном классовом составе и верности сталинской идеологии.

 

Примечания