Главная страница

Косякова Е. И.

(г. Новосибирск, Новосибирский государственный педагогический университет)

Эпидемия тифа в Новониколаевске начала 1920-х гг. как аспект экстремальной повседневности

 

«История повседневности» – новое проблемное поле для сибиреведческих исследований. Попытки отечественных историков взглянуть на прошлое своего региона и своей малой родины периода революций и гражданской войны сквозь призму обыденной жизни «простых» людей носят  лишь единичный характер [11; 13]. Историк И. В. Нарский считает, что «история «нормальной» жизни «обычных» людей периода революции и гражданской войны пока не написана» [13, с. 21]. Поэтому «оповседеневнивание» достаточно детально изученных советскими учеными сюжетов нашего «героического прошлого» имеет далеко идущие перспективы. История повседневности антропологически ориентированна. Поэтому применение данного методологического подхода позволяет взглянуть под новым углом зрения на, казалось бы, далеко не новую для  отечественной историографии проблематику, интерпретировать ситуацию революции, гражданской войны и хозяйственной разрухи в контексте «человеческого фактора».

Вопрос интерпретации состояния городской повседневности Новониколаевска начала 1920-х гг. проблемный. С позиции феноменологов, понимающих повседневность как привычную среду человеческого обитания, как мир повторяющихся изо дня в день действий, мыслей и событий, о страшной эпидемии тифа в Новониколаевске 1919–1922 гг. едва ли можно говорить как о повседневном явлении. Эпидемия, которую очевидцы называли «мором» – это событие, нарушающее привычный жизненный уклад. Однако попытки изучения вопросов повседневности советского общества в межвоенный период приводят исследователей к выводу, что в своих обыденных практиках человек этого времени «прежде всего, боролся за выживание», поскольку жизненные обстоятельства оставались неизменно тяжелыми [17, с. 272]. В начале 1920-х гг. различные опасности и разруха были неизбежны и повсеместны. Они становятся непременными чертами повседневности, а сама повседневность делается специфичной. Длительное время горожане жили в экстремальных условиях. В 20-е гг. новониколаевцам пришлось не на словах узнать, что такое тиф, чем он угрожает, и какими средствами с ним сражаться. Исследователем И. В. Нарским, работающим в контексте истории повседневности с периодом гражданской войны на Урале, предпринята попытка реконструкции стратегии выживания уральского населения в экстремальных условиях гуманитарной катастрофы. Нарский показывает, как эти условия становились будничными и даже привычными.

Трудно судить, до какой степени население Новониколаевска 20-х гг. адаптировалось к длительной тифозной эпидемии и другим разрушительным последствиям войны, однако очевидно, что горожане имели собственные, подчас дикие и нерациональные стратегии выживания в этих условиях. Поэтому мы склонны расценить длительную тифозную эпидемию в Новониколаевске начала 20-х гг. как аспект повседневности. Но, подчеркивая специфичность повседневной жизни горожан того времени, условно назовем эту повседневность «экстремальной», пользуясь терминологий В. Д. Лелько. По мнению этого культуролога, повседневность локализуется в настоящем, поскольку она наполнена сиюминутными, текущими заботами [12, с. 141]. Борьба с тифом для обывателя тех лет была как раз такой проблемой, с которой изо дня в день необходимо справляться, которая серьезно угрожает жизни и становится самой жизнью.     

Источники нашего исследования весьма разнообразны. В их числе – делопроизводственная документация Чрезвычайной комиссии по борьбе с тифом (Чека-тиф). Эта комиссия была создана в январе 1920 г. в Новониколаевске по приказу Всероссийской комиссии по улучшению санитарного состояния республики № 34 от 4.1.1920 г. Кроме того, источниками исследования стали медицинская статистика периода эпидемии, журнальные статьи сибирских врачей 20-х гг., новониколаевские газетные публикации начала 20-х гг., слухи, переданные старожилами Новосибирска в устных воспоминаниях. 

Здоровье горожан напрямую зависело от состояния окружавшей их среды. К моменту восстановления советской власти в Новониколаевске в декабре 1919 г. санитарные условия жизни горожан сделались катастрофическими. Именно грязь и эпидемии стали наиболее существенной проблемой для обывателей. Население Новониколаевска пострадало от тифа, эпидемия которого началась еще в 1917 г. [16, с. 28], сильнее, чем жители других населенных мест Томской губернии. Распространению болезни способствовало отступление через Новониколаевск белой армии, размещение в военном городке инфицированных пленных, колоссальный приток беженцев и остановки железнодорожного движения, в результате которых ослабленные беженцы оседали в городе, становясь легкой добычей смертоносного тифа и распространяя заразу [4, д. 20, л. 39]. Заражены были и многочисленные трупы, которыми оказался завален город после окончания военных действий. Городское хозяйство Новониколаевска практически развалилось, улицы и дворы были заполнены бытовым мусором и навозом. Чем грозило засорение города? В помоях размножались микробы брюшного тифа, холеры, туберкулеза, гнойных инфекций и т. п. По подсчетам врача П. А. Воробьева, на стотысячное городское население в год приходилось в среднем 36 млн пудов нечистот [2, с. 16]. Сегодня трудно даже вообразить, во что же превратился Новониколаевск к 1920 г., если учесть, что городское хозяйство было разрушено, а население, хотя и резко сократившееся по численности, оставалось все-таки значительным: в августе 1919 г. в городе проживало около 130 тыс. человек, а к началу 1920 г. осталось больше 67 тыс. [3, с. 119; 121].

Санитарное состояние города вызывало почти паническое настроение врачей. Начальник санитарного надзора Новониколаевска заявлял в Чека-тиф, что при имеющихся санитарных условиях оттепель может привести к распространению холеры и даже чумы, а тогда вымрет весь город [4, д. 73, л. 59]. К счастью, в Новониколаевске было не так много случаев заболеваний холерой, как в иных сибирских городах, располагавшихся на железнодорожных путях. Спасало и то обстоятельство, что всплеск тифозной инфекции пришелся на зиму 1920 г., а холера начала распространяться летом, когда тиф частично уже побороли. Холера ехала в Сибирь на поездах из европейской части страны вместе с гонимыми голодом мешочниками [6, д. 59, л. 21]. Холеру привозили и переселенцы, которые были вынуждены надолго останавливаться в городе из-за простоев поездов. Новониколаевцы трепетали от ужаса – в городе было много приезжих, которые бродили по улицам, прося хлеба, ночлега и заражая обывателей смертоносными болезнями. В 1920–1921 гг. холерой заболело 283 человека, половина больных скончалась [16, с. 28]. Из Новониколаевска холера расползалась по губернии – город являлся столицей инфекций. 

Зимой–весной 1920 г. горожанам смертельно угрожал сыпной, брюшной и возвратный тиф. Наиболее распространенной формой тифа являлась сыпная, прозванная в народе «сыпняком». В большей степени подвержены тифозной инфекции были военные и пленные белогвардейцы. Условия жизни в Военном городке страшной зимой 1920 г. не назовешь иначе, чем адскими, даже по меркам гражданской войны – времени эпидемий и голода. Военные врачи называли городок «вымирающим пунктом», высказывали опасение, что в скором времени этот район города станет сплошным кладбищем. Их опасения ясны: в крошечном Военном городке, который за час можно было обойти по периметру, находилось около 20 тыс. больных тифом. Пленные белогвардейцы находились в невероятно жалком состоянии. Они ни разу не были в бане, голодали, замерзали в сырых, не отапливаемых, грязных сараях и конюшнях, где их размещали, поголовно болели тифом и туберкулезом и гибли массами [4, д. 51, л. 17]. Когда Военный городок закрыли на карантин, его население запаниковало, решив, что оно обречено на гибель, а администрация самозабвенно запила. Вообще, если верить прессе, в это время многие в Новониколаевске непомерно потребляли спиртное, пытаясь «бежать от реальности». Нужно было обладать стальными нервами, страстной волей к жизни и неимоверным везением, чтобы перезимовать в новониколаевском Военном городке эти страшные месяцы.   

Тифом болели не только военные и пленные, но и местные жители, беженцы, заключенные, люди с поездов. Стоит отметить, что тиф имел особенно широкое распространение и тяжелые последствия именно на городской территории. Ближайшее пригородное село Усть-Иня, отделенное от Новониколаевска небольшим полем и лесочком, тоже пострадало от тифа, однако зимой 1920 г. от него в Усть-Ине скончалось лишь два крестьянина. «Отсидеться дома» – одна из обывательских стратегий выживания того периода. В городе же массово гибли не только обыватели, но и лечившие их доктора (зимой 1920 г. скончался 21 врач), сестры милосердия, санитары и сиделки (погибло 209 лиц вспомогательного медперсонала) [4, д. 43, л. 65]. На 31 декабря 1919 г. в Новниколаевске было официально зафиксировано более 14 тыс. больных, из которых госпитализировали только около 5 тыс. человек [4, д. 20, л. 2.]. Остальные болели в домашних условиях и заражали окружающих. Те, кто сознательно или из страха делал выбор не в пользу госпитализации, едва ли выигрывал, подвергая опасности здоровье близких. Зимой–весной 1920 г. была очевидна неуклонная тенденция роста числа больных. Редким днем пациентов в военных и гражданских лазаретах и госпиталях насчитывалось меньше, чем накануне. Врачи ежедневно подсчитывали только госпитализированных пациентов. В городе имелось немало больных, которых не выявили врачи, и которые не обращались за помощью. Видимо, многие считали, что добиться хорошей медицинской помощи в Новониколаевске невозможно, что попадание в больницу чревато усугублением болезни, что в спокойных домашних условиях выздоровление более вероятно. Другие оставались наедине с болезнью – о заражении одиноких людей некому было сообщить врачам. Только с 8 января по 1 февраля 1920 г. было госпитализировано 13 988 обывателей, умер 3031 человек. Многие горожане болели и умирали дома. В феврале случалось, что число людей, скончавшихся от тифа, составляло более сотни за день. Подсчет не госпитализированных больных зимой 1920 г. показал наличие 6097 тифозных на 74 городских улицах, то есть тифом страдало почти 20 % местных жителей [4, д. 55, л. 45 об.]. В редком доме никто не болел. На одну квартиру в среднем приходилось два–три инфицированных тифом жителя [4, д. 73, л. 59]. В некоторых семьях инфекция свалила с ног всех домочадцев. Несчастные больные в холоде и голоде ждали конца, нередко за больными некому было ухаживать, некому было даже затопить печь, да и топить в условиях дровяного кризиса часто было нечем.

Многие горожане толком не представляли, что делать, если вдруг заразятся их близкие или они сами. Поэтому в начале января 1920 г. в городской газете «Красное знамя» была опубликована статья врача Лаврентьева об эпидемии сыпного и возвратного тифа, который ежедневно уносит жизни обывателей, и о том, какие элементарные меры необходимо применять для борьбы с этим страшным заболеванием. Стоит сказать, что в условиях массового обнищания и катастрофической нехватки лекарств доктор едва ли мог предложить что-то более действенное, чем помыться и сменить белье. Однако городские бани находились практически в нерабочем состоянии, а о чистом белье приходилось лишь мечтать. Чека-тиф распространял листовки, содержавшие простейшие рекомендации по оказанию первой помощи заразившимся тифом и по профилактике этой смертоносной болезни. Чека-тиф рекомендовал элементарные средства самозащиты от инфекции: полоскать белье в горячем щелоке с дегтем, прогревать одежду в русской печи, истреблять клопов керосином, а вшей – горячей водой и окуриванием серой. Распространенная в те дни листовка о связи педикулеза и тифа «Тельце малое» гласила: «Ничтожная вошь – убийца человека» [4, д. 34, л. 94 об.]. Обыватели пытались лечиться самостоятельно, и, случалось, гибли от самолечения. Многие не знали, к примеру, что тифозным нельзя давать жаропонижающие средства, и применяли их, из-за чего ухудшалось состояние больных.                       

Пожилые горожане до сих пор помнят, что их родители рассказывали, будто обыватели боялись заразиться тифом не только по причине возможного летального исхода болезни, но и потому, что в приступе паники соседи и даже близкие могли «помочь» несчастному больному отправиться к праотцам. Говорят, что тифозных порой закрывали зимой в сараях, а то и живьем закапывали в землю, однако эти слухи не подтверждены документально [1].

Дикая тактика самозащиты становится отчасти понятной, если представить те проблемы, с которыми сталкивался новониколаевец при госпитализации. Это и невнимание перегруженных работой врачей, и переполненность медицинских учреждений, холод, отсутствие лекарств, грязь, постоянное близкое присутствие смерти, голод. Старшего врача Третьего госпиталя охватывало отчаяние, когда его тифозные пациенты, отобедав хлебом из муки сомнительного происхождения, травились и мучились от кровавых поносов [4, д. 72, л. 70]. Из лазарета выходили далеко не все. Похоже, страх перед смертью толкал людей на тяжкие преступления.  

Чека-тиф взял на себя ответственность за генеральную уборку города. Неделя с 7 по 14 марта была провозглашена «неделей чистоты». Горожане в принудительном порядке были обязаны очистить улицы и дворы Новониколаевска от грязи. Речь шла о жизни и смерти, поэтому горожане и сами были заинтересованы в уборке улиц. Однако прикасаться к смертоносной грязи было омерзительно и, главное, боязно, ведь можно было заразиться, поэтому энтузиазм смешивался со смертельным страхом. Показателен такой случай: санитары одного из госпиталей вытряхнули солому из отслуживших тюфяков в больничном дворе, обыватели обходили стороной заразную солому, а Чека-тиф не мог найти людей, которые бы рискнули здоровьем и жизнью убрать этот источник инфекции [5, д. 55, л. 120].

В целом же сотрудники санитарного подотдела Чека-тиф подошли с большой ответственностью к поставленной задаче. Они лично тщательно обследовали уборные и помойные ямы на каждой усадьбе и при каждом учреждении. За неделю, по оценке санитарного отдела, город был очищен на 90 % [4, д. 55, л. 18]. Однако непочатый край работы представляли собой наполненные навозом овраги и свалки, ведь именно эти грязные места являлись наиболее опасными с точки зрения накопления, сохранения и распространения инфекций. К тому же, спустя год, к весне 1921 г., город снова «зарос» грязью. Обыватели привыкли к мусору и разрухе, от загрязнения улиц и дворов не удерживал даже страх перед эпидемией.

В условиях сильного недостатка материальных средств Чека-тиф принимал решительные меры, создав четыре эпидемические больницы на 500 коек для «заразных» пациентов, выявляя и госпитализируя больных, расширив ассенизационный обоз, проведя серьезные меры по дезинфекции города, регулируя работу бань и прачечных. Комиссия работала в тяжелейших условиях недостатка материальных средств и медицинского персонала – четыре больницы обслуживало только лишь 9 врачей, 14 фельдшеров и 36 сестер, но все-таки весной 1920 г. эпидемия пошла на спад [15].

Средства, которые шли на работу комиссии, часто изымались у людей, сохранивших после революции и гражданской войны хоть какие-то материальные блага. Источники свидетельствуют, что тиф угрожал обывателям не только смертью, но и окончательным разорением [7, д. 9]. В эти дни городские власти шли на произвол, который в данном случае можно считать скорее оправданным, нежели бессовестным, ведь изъятые средства шли на спасение людей.

4 января 1923 г. газета «Большевик» обнародовала результаты борьбы с тифом в Новониколаевске. Читатель мог узнать, что по официальным данным в городе на одного врача приходилось 1948 жителей, что за год в губернии тифом переболело 20 066 человек, а погибло от этой болезни 1577 человек, что холерой за год переболело 108 новониколаевцев, а умерло от нее 55 горожан. Отдельно говорилось о беженцах, обитавших на станции «Новониколаевск»: 184 из них заболело холерой, 137 скончалось по причине заражения этой болезнью. Трудно сказать, шокировали ли эти данные новониколаевского обывателя в 1923 г., оставляли ли равнодушным «видавшего виды», или вызывали ироничную усмешку у тех, кто знал несколько больше, чем печаталось в газете. Сравнение этих данных с цифрами, которые содержат документы архивного фонда Чека-тифа  показывает явное занижение данных в газете, хотя сотрудники Чека-тифа отмечали, что статистика, которой они обладают, весьма приблизительна. 

Система медицинского обслуживания Новониколаевска испытывала множество затруднений. Имевшиеся в городе больницы постоянно переполнялись. Стоит оговориться, что и в дореволюционный период, как свидетельствуют работы М. Г. Хитаряна [18], Л. М. Горюшкина и Г. А. Бочановой [8, с. 94–97], больничный вопрос стоял достаточно остро из-за быстрого демографического и территориального роста города и недостатка бюджетных средств, выделяемых на социальные нужды. В 1920 г. госпитали и лазареты открывались в срочном порядке на базе учреждений, совершенно для этого не приспособленных: в кинематографах и гимназиях, в здании завода бывшего предпринимателя Злоказова, в доме окружного суда… Стихийно возник еврейский лазарет на базе еврейского училища, больные иудеи искали помощи и поддержки в синагоге, оставаясь прямо в молельной. Всего в период тифозной эпидемии в городе функционировало 28 военных и 15 гражданских лечебных учреждений, хотя постоянных больниц насчитывалось только четыре [4, д. 18, л. 167–168].

Эпидемия приводила к полнейшему хаосу в больницах. К примеру, в начале января 1920 г. в переполненном Восьмом новниколаевском госпитале больные лежали и на койках, и в проходах, и под койками. В лазаретах, вопреки санитарным требованиям, устраивались двойные нары для пациентов. Больные тифом, терапевтические больные и раненые размещались в одном помещении, которое фактически представляло собой не место лечения, а источник заражения тифом [4, д. 72, л. 32]. Кроме того, в обстановке всеобщего страха перед смертью, усталости и остервенения, санитары, случалось, успокаивали больных кулачными методами. Организация медицинского обслуживания в период тифозной эпидемии грешила многими вполне объяснимыми и оправданными суматохой и безденежьем недостатками. В феврале 1920 г., когда многие горожане умирали дома, в гражданских лечебных заведениях имелись свободные места [4, д. 73, л. 59], хотя в прессе постоянно сообщалось, что больницы переполнены.

Болезни отступали, но не сдавались. По данным, которые приводятся в книге «Новониколаевск–Новосибирск: история города» эпидемии тифа в Новониколаевске прекратились в 1922 г. [10, с. 372]. Однако в действительности вспышки инфекций продолжались. Например, в марте 1923 г. сыпной тиф за каких-то две недели «подкосил» 77 горожан [3, 22 марта]. Сильный всплеск тифа наблюдался и в 1929 г. В больницах по-прежнему не хватало коек, лекарств и врачей. Новые вспышки тифа не имели масштабов мора, однако само их наличие говорит о том, что в 20-е гг. государство было не в состоянии создать необходимые условия для искоренения эпидемий инфекционных болезней даже в таких крупных административных центрах, как Новониколаевск–Новосибирск. Даже в конце 20-х гг. обыватели пытались сопротивляться тифу теми же средствами, что и в начале десятилетия. Показателен такой случай: когда из больницы выдворили по причине нехватки мест недолеченную жену надзирателя исправительно-трудового дома Шаронова, муж встретил супругу на пороге с револьвером и под угрозой расправы потребовал больничного кучера увезти женщину обратно [5, д. 72, л. 275].   

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1.            Аудиозапись биографической беседы с Е. А. Карымовой, 1925 г. рождения, записано Е. И. Косяковой в Новосибирске в 2003 г. (хранится в НГПУ).

2.            Воробьев П. А. К вопросу об улучшении ассенизационного промысла и устройства полей ассенизации в г. Новосибирске / П. А. Воробьев // Сиб. мед. журнал. – 1926. – № 6. – С. 12–20.

3.            Вспышка сыпного тифа // Большевик. – 1923. 

4.            Государственный архив Новосибирской обл. (ГАНО), ф. Р-34, оп. 1.

5.            ГАНО, ф. Р-343, оп. 1.

6.            ГАНО, ф. Р-1071, оп. 1.

7.            ГАНО, ф. Р-1142, оп. 1.

8.            Горюшкин Л. М. Так начинался Новосибирск / Л. М. Горюшкин, Г. А. Бочанова. – Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1983. – 176 с.

9.            Грацианов А. Движение эпидемии азиатской холеры в Сибири / А. Грацианов // Сиб. мед. журнал. – 1923. – № 1. – С. 9–15.

10.        История города: Новониколаевск–Новосибирск: Ист. очерки / Гл. ред. А. Ф. Косенков. – Новосибирск: Изд. дом «Ист. наследие Сибири», 2005. – 864 с.

11.        Кожевин В. Л. Омск весной 1917 г.: революционные события и повседневность / В. Л. Кожевин // Омск, ХХ век (вехи истории): Краевед. сб. – Омск: Ом. гос. ун-т, 2001. – С. 41–60.

12.        Лелько В. Д. Повседневность как предмет культурологического исследования / В. Д. Лелько // День петербургской философии – 2002. – СПб.: Б. и., 2002 (проверить). – С. 141–144.

13.        Нарский И. В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг. / И. В. Нарский. – М.: РОССПЭН, 2001. – 632 с.

14.        Новосибирск. 100 лет: События. Люди / Отв. ред. Л. М. Горюшкин. – Новосибирск: ВО «Наука», Сиб. издат. фирма, 1993. – 472 с.

15.        Познанский В. С. Чека-тиф / В. С. Познанский, А. Ф. Фиченко // Новосибирск. Энциклопедия. – Новосибирск: Кн. изд-во, 2003. – С. 953.

16.        Садовский П. П. Текущая тифозная эпидемия в Томской губ. // Сиб. мед. журнал. – 1922. – № 1. – С. 28–33.

17.        Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм: Социальная история советской России в 30-е гг.: Город / Ш. Фицпатрик. – М.: РОССПЭН, 2001. – 336 с.

18.        Хитарян М. Г. Из истории здравоохранения в г. Новосибирске: Материалы к лекциям / М. Г. Хитарян. – Новосибирск: Сов. Сибирь, 1951. – 46 с.

 

Автор: Косякова Екатерина Ивановна - аспирант кафедры Отечественной истории Новосибирского государственного педагогического университета (науч. рук. д.и.н., проф. В. А. Зверев), ассистент

 

E-mail: kosjakovaek@mail.ru

 

Hosted by uCoz