Главная страница

Коробейников А.В., Сахарных Д.М.

(г. Ижевск, Удмуртский государственный университет)

Гербер: о традиционном летнем празднике удмуртов

 

Праздник гербер, удмуртский по происхождению и колориту, давно уже носит в Удмуртии общенародный характер и по популярности обгоняет, пожалуй, даже такой традиционно межэтнический праздник, как сабантуй. Празднуется гербер летом. Привязки к конкретной календарной дате нет. Часто жители Удмуртской Республики ориентируются на заранее объявленное время проведения республиканского фольклорного фестиваля “Гербер” (за последние десять лет дата этого мероприятия попадала всякий раз в промежуток с 10 по 26 июня). Фестиваль проводится каждый год в разных местах Удмуртии при участии и действенной помощи республиканского руководства, чей рабочий график также приходится учитывать организаторам этого “главного” гербера, программа которого является образцом для подражания при организации подобного же рода праздников на местах1.

I.

Современный летний праздник гербер символизирует окончание весенних полевых работ. Именно эту формулировку почти в один голос повторяют каждый год республиканские масс-медиа. Особенно забавным бывает читать такие репортажи в районных газетах, когда журналистом-сельчанином описывается, например, совершённый во время праздника обряд бусы сюан, в ходе которого под июньским солнцем колосья с одного поля срываются и переносятся на соседнее. Зачастую в том же номере газеты можно видеть репортажи и фотографии с сенокоса.

Данное обстоятельство нельзя объяснять непрофессионализмом журналистов: они всего лишь идут вслед за местными этнографами. Так, на страницах популярного учебника “Этнография удмуртов” Владимир Владыкин и Людмила Христолюбова пишут: “Важный этап крестьянского труда, связанный с весенней обработкой земли, завершался праздником, называемым в разных местах гербер, гужем юон, куарсур2.

Поясним, что и гужем юон (в переводе с удмуртского “летний праздник”, “летняя пирушка”)3, и куарсур (‘пиво листьев’ – праздник, связанный с возложением берёзовых листьев на воршудную полку куалы4) отмечались хотя и в разных локальных традициях, но в один и тот же Петров день (29 июня ст.ст.). Оба автора не уточняют, каким образом летний даже по названию, приходящийся по нынешнему календарю почти на середину июля праздник стал завершать весеннюю обработку земли.

И это не единственная странность в предоставляемых современными этнографами описаниях праздника. Тот же Владимир Владыкин в соавторстве с Татьяной Перевозчиковой пишет, что гербер есть “летний праздник, проводимый в последние дни летнего солнцестояния”, что “сейчас Гербер строго приурочен к 12 июля”, и при этом “считается, что это последний праздник земли, последний летний праздник: до этого дня заканчиваются все весенние земельные работы, в которых применяется плуг”. “Называли его ещё куарсур (“праздник в честь зелени”), – уверяют названные авторы, – так как в это время лето достигает своего разгара”5.

Примерно о том же говорит Татьяна Миннияхметова: “Гербер – массовый праздник, проводимый после окончания всех весенних земельных работ с применением плуга до начала уборочной страды. В деревнях Унинского района Кировской области… приурочен он был к 21 июля… Гербер – обряд-благодарение в честь окончания посадочно-посевных работ, взошедших хлебов… Можно сделать вывод, что обряд проводился с целью просить у богов созревания хлебов, хорошего урожая…”6.

Елена Попова в своей посвящённой бесермянам монографии утверждает:”Серединой лета называли гербер (буквально: время после пахоты), который длился около недели и совпадал с летним солнцестоянием, а в поздней традиции был приурочен к дням <sic!> Петра и Павла (12 июля)”7.

Как бы там ни было, но в наше время все “весенние земельные работы с применением плуга” (попросту говоря, вспашка) в Удмуртии оканчиваются в первой декаде мая. По данным, собранным Борисом Гавриловым, Григорием Верещагиным, Иоанном Васильевым и уже в наше время по материалам архивов Маргаритой Гришкиной, в XVIII-XIX веках сев повсеместно оканчивался во второй декаде мая8, при этом севу предшествовало многократное боронование, и заделка семян в почве также происходила боронованием, что отнимало у земледельца значительное время, однако же и тогда вспашка оканчивалась около первой декады мая. В любом случае празднование “ради окончания пашни” в июле, то есть через два месяца после реального окончания пахоты, и в старое время и сейчас выглядит по меньшей мере странно.

Указание исследователей на то, что праздник проводился “в последние дни летнего солнцестояния” (которое случается в последней декаде июня) никак не увязывается с теми датами праздника, которые сами же они и приводят – 12 июля н.ст. (Петров день) или 21 июля н.ст. На протяжении по крайней мере XVIII-XX веков (а на самом деле и в более отдалённое время) окончание весенне-полевых работ в мае, см. выше, – никак не могло приходиться не период летнего солнцестояния.

Посев яровых у нас производят в первой декаде мая, сев озимых – в середине августа, поэтому июльский гербер не может являться праздником “благодарения в честь окончания посадочно-посевных работ”, ибо он отмечается в большом промежутке между этими работами.

Яровые у нас дают всходы в третьей декаде мая, озимые – в третьей декаде августа, через неделю после посева9, следовательно, гербер в июле никак не может отмечаться “в честь взошедших хлебов”. Даты гербера, приводимые этнографами (12 или 21 июля) близки к области периода созревания озимой ржи 16-23 июля и молочной спелости яровой пшеницы и овса 15-30 июля10. Разумеется, в это время “просить у богов хорошего урожая” бессмысленно – урожай озимых уже бывает весь налицо, урожай яровых также виден в полном объёме, и увеличиться никак не может.

Гербер отмечается в фенологический период раннего лета, и нельзя согласиться с тем утверждением, что лето в этот период “достигает своего разгара”. Даже чисто с формальной точки зрения Гербер – вовсе не последний летний праздник: после него отмечается, уже в период полного лета, ещё и выль (Ильин день, 2 августа).

Складывается впечатление, что современные исследователи в своих описаниях как минимум не принимают во внимание общеизвестные данные фенологического календаря.

II.

Как и во многих подобных случаях, для прояснения ситуации приходится обращаться к работам дореволюционных этнографов, современников описываемой ими традиции.

Наиболее подробно пишет о гербере исследователь обрядности глазовских удмуртов Николай Первухин (и его описание, разумется, весьма отличается от той картины праздника, что можно наблюдать теперь). “Ныне праздник “Дзэк-гэрбэр” <‘большой гербер’> совпадает с христианским праздником Св. Петра и Павла (29 июня), но совпадал ли он прежде, этого сказать нельзя. Во всяком случае, этот праздник доставлял вотякам отдых после пашни и посева ярового и перед началом сенокосной страды… к вечеру представители семей идут в дзэк-квалу <‘большую куалу’> с приготовленными припасами …и обычным порядком разъедают здесь кашу, причём дзэк-попом <‘старшим жрецом’> читается молитва об избавлении от града, червя, пожара и сильных ветров, а также о ниспослании силы, ловкости и здоровья в предстоящий сенокос. Утром 30 числа хозяйки снова стряпают блины… к молению этого дня, которое носит название “джэг утчан” т.е. смотрины ржи, или “джэг сектан” – чествование ржи”11.

Помимо ‘большого гербера’, существовал и ‘малый гербер’, Почи гэрбэр, знаменовавший окончание сенокоса и приуроченный к Ильину дню12, т.е. ушедший ещё дальше в лето.

При этом обряды, связанных с рожью (джэг утчан, джэг сектан), упоминаются13 не случайно: дата праздника, 12 июля н.с., в соответствии с фенологическими наблюдениями есть канун созревания озимой ржи в Удмуртии. Молитва, читаемая в этот день, перечисляет природные факторы, которые враждебны именно созревшему урожаю зерновой культуры: град, червь, пожар и ветер. Обряд смотрин, или чествования ржи, совершаемый на второй день гербера, по определению не имеет ничего общего с давно прошедшей пахотой. Кроме того, Первухин приводит такие тексты молитв, произносимые во время весенних обрядов: “…пусть до гербера каждая соломина вырастет в 12 колен!”, “…в гербер, когда мы выйдем работать-трудиться, во время кошения и просушивания сена, во время метания стогов, дай нам лёгкости и силы!”14.

И для северной и для южной традиции на рубеже XIX-XX веков наблюдатели (Первухин, Васильев) указывают дают одно и то же время празднования гербера – Петров день, когда время завершения пахоты давно уже миновало: пашня и посев совершаются за два месяца до того.

Тем не менее гербер, несомненно, праздновался и весной. Тот же Иоанн Васильев указывает: “Петров день (также) Геры бер – посемейный праздник, ради окончания пашни”15. Здесь обращает на себя внимание не только явное противоречие между датой и приуроченностью праздника, как это имеет место и у Первухина, но также квалификация его как посемейного, в то время как Первухин рисует этот праздник общинным.

Как будто и этимология слова гербер, выводимого из слов геры ‘соха’ (объяснить превращение слова геры в слово гер не составляет труда) и бер ‘зад, задница; то, что сзади’, указывает на весенний характер праздника: обычно в использовании слова гер(ы) ‘соха’ видят метонимию и обозначение пахоты, а компонент бер толкуют – не без существенной грамматической натяжки – как синоним удмуртского послелога бере ‘после’16. В таком случае всё слово должно обозначать, по-видимому, ‘(праздник) после пахоты’.

Каким образом можно совместить столь разноречивые указания?

Принципиально важной представляется информация Бориса Гаврилова, исследовавшего локальные традиции удмуртов Казанской губернии. Гаврилов, точно так же, как и Первухин, упоминает не об одном, а о двух герберах, большом и малом, но при этом даёт иные датировки и указывает на иную приуроченность, а главное – рассматривает сами праздники в контексте череды сакральных действий, совершаемых удмуртами в течение года – молений, во время которых в жертву приносится каша с говядиной.

“Общие моления, происходя от частных, – пишет Гаврилов, – совершаются всем селением, чем и разнятся от частных, потому что бывают те же жрецы, та же обстановка и цель, какие бывают при частных, за исключением места: общие совершаются в полях, частные – в куалах. Эти общие курбоны совершаются после посева льна, в конце мая или в начале июня и по окончании сенокоса, у больших рек, возле которых большею частью бывают луга… Если же речки маленькие, то общих жертв при них не бывает и вотяки таких селений ограничиваются уже совершением только частных курбонов, причём каждое семейство колет в своей куале молодого барана, обещанного в начале сенокоса, который съедается тут же, в знак благодарности за благополучное окончание сенокошения, при такой же обстановке и обрядах, при каких совершаются частные родовые жертвоприношения. После этого пируют, называя своё пиршество почи гэр бэр, в отличие от настоящего гэр бэр, празднуемого вскоре по окончании посева”17.

Вышесказанное, по-видимому, позволяет снять противоречие в определении гербера то как общинного, то как посемейного праздника18. Далее, оба исследователя сходятся на том, что важные операции сельскохозяйственного цикла отмечались у удмуртов специальным жертвоприношением. Время совершения тех из них, что были приурочены к окончанию сева, началу или завершению сенокоса, могло именоваться гербером, при этом если один праздник именовался собственно гербером или большим гербером, то следующий за ним мог именоваться гербером малым.

III.

В позднейшее время гербер, по-видимому, приурочивался в основном к началу сенокоса. Почему же именно эта технологическая операция выделялась среди прочих специальным праздником?

Во-первых, в силу особого значения сенокоса в жизни крестьянина. Анализ актов купли-продажи, залога и аренды сельскохозяйственных угодий в XIX веке показывает, что и продажная цена, и оценочная стоимость и цена аренды сенокосов в десять раз превышает аналогичные показатели для пашни19. Это можно объяснить тем, что продуктивность сенокоса в стоимостном выражении была больше продуктивности пашни: используя сено, можно было создать гораздо более значительную прибавочную потребительную стоимость (калорийные продукты для семьи) и меновую стоимость (товар на рынок). За сено (или за продукты животноводства, полученные через это сено) можно было выручить на рынке гораздо больше, чем за зерно, полученное с той же площади при меньшей трудоёмкости сенозаготовок. Причина того, что крестьянин, особенно живущий в глубинке, не мог узко специализироваться, отказавшись от земледелия в пользу кормопроизводства, состояла прежде всего в неразвитости товарно-денежных отношений и чрезвычайной трудоёмкости хранения и перемещения сена и продуктов животноводства на рынок.

Этот летний праздник открывал очередной фенологический сезон – полное лето, то есть он не был ни весенним, не предосенним (последним летним). Наш вывод относительно субъективного и фенологического содержания этого праздника вполне согласуется и со свидетельством Татьяны Миннияхметовой о том, что в Унинском районе Кировской области в наше время гербер приурочен к 21 июля. У нас нет, к сожалению, сейчас доступа к источникам по агроклиматической ситуации в Кировской области, но Унинский район расположен на широте Дебёсского и Красногорского районов Удмуртии (в северной климатической зоне), а по данным многолетних наблюдений, дата созревания озимой ржи для этих районов – 22-23 июля20.

Реальной основой праздника является здесь уже не отдых от весенних трудов, а подготовка к уборочной страде, в том числе путём отправления обрядовых действий из области охранительной и производственной магии: крестьянин испытывал потребность в верховном заступничестве в деле сохранения плодов его годичного труда – зерна и сена.

Во-вторых, помимо декларируемой сакральной стороны, устраиваемое во время такого гербера моление имело, как представляется, и вполне прозаическое назначение.

За этим праздником в жизни селянина следовал период напряжённейшего, почти круглосуточного труда. Буквально за несколько дней с середины июля до начала августа ему надо было управиться и с сенокосом, и с уборочной и с посевом озимых. Промедление с любой из этих технологических операций оборачивалось недобором урожая и грядущей голодовкой. Поэтому на страду выходили все трудоспособные, и работали до упаду. Это было для них то, что обозначается (скомпрометированным на сегодня) термином “битва за урожай”.

И этнографические источники, и простое знакомство с крестьянским бытом говорят нам, что повседневная крестьянская пища содержит в основном растительные компоненты. Все составляющие ежедневного рациона, за исключением молока, имеют низкую калорийность, почти не содержат протеинов, бедны жирами и углеводами. Кроме того, в страду просто некому заниматься приготовлением еды, которая требует длительной обработки (к слову, летом крутую кашу или мясо в домашней печи ежедневно не сваришь и хлеб каждый день печь не станешь, поскольку в избе и без того жарко; логично, что семья во время гербера ест кашу с говядиной там, где она была приготовлена – в куале, которая используется в качестве летней кухни).

Русские крестьяне в Приуралье для страды запасали пищевые ресурсы в виде высококалорийных консервов, годных к употреблению при минимальном приготовлении (предки одного из авторов этих строк хранили в погребе солонину, заготовленную для страдных дней ещё зимой – вся она съедалась для поддержки сил членов семьи именно в эти дни).

В условиях общинной жизни и отправления жертвенного культа у крестьянина, однако же, нет острой необходимости консервировать мясо, чтобы получить усиленное питание перед страдой. Ведь он может участвовать в общественном молении, в ходе которого получит свою порцию мяса жертвенного животного. Таким образом, поедание ритуальной, прежде всего мясной пищи, а также масла, давало удмуртскому общиннику, особенно бедняку, возможность ввести в организм столь необходимые именно в нужный момент протеины и жиры, получение которых иным путём было бы для него в это время затруднительно или невозможно. “Пиршество перед сенокосом продолжалось 2-3 дня”21.

IV.

Итак, в разных локальных традициях гербер отмечался в разное время, мог отмечаться дважды (как ‘(большой) гербер’ и как следовавший за ним ‘малый гербер’) и быть приуроченным к разным технологическим сельскохозяйственным операциям; притом в других локальных традициях к этим же операциям могли быть приурочены праздники с иными названиями.

Летний гербер соотносился, как правило, с днём Петра и Павла (29 июня с.ст.), и субъективная сторона его заключалась в производстве магических обрядов и действий с целью сохранения урожая озимых на корню на период его дозревания и уборки. После праздника начинался сенокос и уборочная страда. Праздник приходился как раз на “рабочую межень”– дни естественной паузы в технологическом цикле земледельца (“перед Петровым днём недели на две полевые работы прерываются”22).

На сегодняшний день понимание реальных основ и функций праздника гербер в значительной степени утрачено. Едва ли возможно сейчас восстановление понимания гербера как праздника, открывающего сенокос, поскольку сроки проведения гербера существенно сдвинулись к весне: если в XIX веке, напомним, его праздновали 12 июля н.ст. (а кое-где и 21 июля), то теперь празднуют месяцем раньше (на юге Удмуртии и в северном Татарстане обычно празднуют гырон быдтон – аналог весеннего гербера, букв.окончание пахоты’ – в первой декаде июня, в первое или второе воскресение месяца). В таком виде он символизирует скорее окончание весны как фенологического и календарного сезона. Даже там, где гербер (под названием гырон быдтон) празднуют в июле (как это было, например 10 июля 2004 года в Менделеевском районе Республики Татарстан) для обоснования праздования приводятся фантастические объяснения явно позднейшего происхождения23.

Причины всех этих преобразований на поверхности – это интернационализация быта сельчан, коренные изменения в технологии сельскохозяйственного труда, эрозия религиозной составляющей праздника, разногласие локальных традиций, усложнившее понимание сути гербера. Всё это привело к фактическому слиянию воедино в народном сознании нескольких различных праздников. Когда народный художник Удмуртии Семён Виноградов призывал в 1990 году к установлению, нового по сути, праздника, в котором слились бы гербер (Петров день), гершыд (Троица) и гырон быдтон24, такое слияние во многих местах уже произошло на практике25 и несколько лет спустя было институционализировано в виде упоминавшегося уже республиканского фольклорного фестиваля “Гербер”.

Любопытно, что такие же в точности преобразования претерпел татарский сабантуй: сместилась дата празднования, в результате чего сабантуй, по сути, слился с праздником джиен и стал интернациональным. Интернационализация праздника в особенности печалит националистически настроенную интеллигенцию как среди татар по отношению к сабантую, так, увы, и среди удмуртов по отношению к герберу26. Справедливости ради надо заметить, что практически все участники гербера из числа неудмуртов, равно как и изрядная часть удмуртов, воспринимают этот праздник только как очередной повод к веселью, и совершенно не представляют себе тех обстоятельств, при которых этот праздник возник, и того смысла, который он нёс в старые времена. А ведь это в перспективе может привести к окончательному вырождению праздника и его полной утрате.

Очевидно, помимо совершенно необходимой популяризации исторических аспектов летнего гербера как праздника, отмечавшего подготовку к сенокосу и уборке злаковых, необходимо и некоторое переосмысление старинного праздника с учётом его современного состояния. В такую работу вполне могли бы включиться не только этнологи, но и работники культуры на местах, стараниями которых гербер ежегодно проводится, являясь важным инструментом в деле укрепления этнической толерантности и пропаганды удмуртской культуры.

 

Примечания

1. Проходит “главный” гербер примерно следующим образом. С утра в назначенный день собравшиеся на праздник люди участвуют в народном гуляньи: ходят по домам, угощаются, поют песни и веселятся, после чего постепенно собираются в одно место (как правило, на большом лугу), где бывает уже устроена сцена и размещены котлы для приготовления каши с мясом. Участников праздника приветствуют местные и республиканские руководители, они же награждают отличившихся селян, после чего (около полудня) приготавливается каша, и происходит символическое моление. Кашу съедают потом участники гербера, для которых устраиваются также всевозможные концерты, конкурсы, спортивные состязания, выездная торговля. Народное гулянье может продолжаться до позднего вечера.

2. Владыкин В.Е., Христолюбова Л.С. Этнография удмуртов. Ижевск, 1991. С. 84

3. Васильев И. Обозрение языческих обрядов, суеверий и верований вотяков Казанской и Вятской губернии. Казань, 1906.С.37.

4. Buch, Max. Die Wotjäken. Eine ethnologische Studie. Helsingfors, 1882. S. 128.

5. Владыкин В. Е., Перевозчикова Т. Г. Годовой обрядовый цикл удмуртской общины «бускель» (материалы к народному календарю) // Специфика жанров удмуртского фольклора. Ижевск, 1990. С. 60-61.

6. Миннияхметова Т. Г. Календарные обряды закамских удмуртов. Ижевск, 2004. С. 64

7. Попова Е.В. Календарные обряды бесермян. Ижевск, 2004. С.125.

8. Гаврилов Б. Произведения народной словесности, обряды и поверья вотяков Казанской и Вятской губерний. Казань, 1880. С. 157; Верещагин Г.Е. Общинное землевладение у вотяков Сарапульского уезда // Собрание сочинений. Т. 3, кн. 1. Ижевск, 1998. С. 91; Васильев И. Обозрение языческих обрядов, суеверий и верований вотяков Казанской и Вятской губерний. Казань. С. 86; Гришкина М.В. Крестьянство Удмуртии в XVIII веке. Ижевск, 1977. С. 49.

9. Агроклиматический справочник по Удмуртской АССР. Л., 1961. С. 76-78.

10. Там же.

11. Первухин Н. Г. Эскизы преданий и быта инородцев Глазовского уезда. Эскиз II-й. Идоложертвенный ритуал древних вотяков по его следам в рассказах стариков и в современных обрядах. Вятка, 1888. С. 68-70.

12. Там же, с. 24

13. Там же, с. 69-70

14. Первухин Н. Г. Эскизы преданий и быта инородцев Глазовского уезда. Эскиз III-й. Следы языческой древности в образцах произведений устной народной поэзии вотяков (лирических и дидактических). Вятка, б. С. 8,11.

15. Васильев И. Обозрение… С. 86.

16. Владыкин В. Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. Ижевск, 1994. С. 192.

17. Гаврилов Б. Произведения... С.164.

18. Праздники, приуроченные к технологическим операциям были общинные и семейные, так как и сами технологические операции были общинные и семейные. Например, в условиях поземельной общины и трёхполья действовал принудительный севооборот – каждое общинное поле (яровое, озимое, паровое) было разделено на полоски. Пользователи всех полосок должны были совершать каждую из операций до посева одновременно, с тем, чтобы вегетация растений одного вида на всех полосках данного поля происходила синхронно. Стартовый сигнал к этим операциям давался через общинный праздник. Праздником могли отмечать также финал операции. Здесь участие в празднике было для каждого домохозяина своеобразным отчётом о проделанной вовремя работе и демонстрацией его лояльности общине: ведь если хозяин полоски не мог обработать почву и засеять её, это должны были бы сделать его соседи по полю, либо община в складчину, руководствуясь вполне меркантильными соображениями – незасеянная полоска зарастала сорняками, которые засоряли всё поле, что снижало урожайность, и требовало дополнительных трудозатрат для прополки.

19. Латышев Н.Н. Удмурты накануне реформы 1861 г. Ижевск, 1939. С.110-113.

20. Агроклиматический справочник… С. 76.

21. Васильев И. Обозрение...22.

22. Первухин Н. Г. Эскизы преданий и быта инородцев Глазовского уезда. Эскиз V. Следы языческой древности в суеверных обрядах обыденной жизни вотяков от колыбели до могилы. Вятка, 1890. С.51.

23. «...“Гырон быдтон” проводится на лугу в самое красивое время - в период цветения. По поверьям удмуртов, их Бог “Вось” 1 июня из молитвенного храма “Купалы” улетает на луга и возвращается обратно в Петров день (12 июля). Поэтому в этот период они молятся не в храме, а на природе. И, чтобы Бога ненароком не обидеть, случайно не задеть, с 1 июня по 12 июля запрещено рвать цветы и луговые травы» // Официальный сервер Республики Татарстан.

http://www.tatar.ru/?DNSID=c7a9912c461f21bf12b2a191eb10768e&node_id=2818

24. Виноградов С. Гербер – калык праздник // Советской Удмуртия. Ижевск. 1990, 22 июня. С.4.

25. Ср. напр. Владыкин В.Е., Христолюбова Л.С. Этнография удмуртов. Ижевск, 1991. С. 87, Владыкин В. Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. Ижевск, 1994. С. 187.

26. «…У русских есть “Каравон”, у чувашей – “Уяв”, у мордвы – “Балтай”, удмурты празднуют “Гырон-Быдтон”, марийцы – “Семык”. А что есть у татар? Сабантуй? – вопрошает Сираджи. Сабантуй давно превратился в интернациональный праздник… Для меня важно, чтобы у татар появился национальный праздник… Важно, чтобы этот праздник вели на татарском языке, чтобы русские на нем были гостями. Чтобы хотя бы один день в году прошел без водки и свинины» // Мусина А. В поисках утраченного? Одного сабантуя маловато будет // Вечерняя Казань. Казань, 2004. 16 июня.

«У председателя организации “Удмурт Кенеш” Валентина Тубылова – своё мнение: …Некоторые говорят: Гербер – государственный праздник. С говорящими так я не согласен. “Семык” марийцев – это что, тоже государственное мероприятие?.. Гербер – праздник удмуртского народа. Ну а интернациональной дружбе можно посвятить какие-нибудь другие мероприятия» (пер. с удм.) // Виноградова Е. Тон чебер, Гербер! // Удмурт Дунне. Ижевск, 2001. 14 июня.

 

Авторы: Коробейников Алексей Владимирович, Удмуртский госуниверситет (УдГУ), соискатель.

                       Сахарных Денис Михайлович, Удмуртский госуниверситет (УдГУ), соискатель.

 

 

Hosted by uCoz